Глава II

Содержание Тренка в Глаце. — Первая неудачная попытка бегства. — Вторая попытка: прыжок со стены крепости; Тренк застревает в яме с нечистотами. — Третья попытка: Тренк вырывает шпагу у офицера и прокладывает себе путь сквозь ряды солдат. — Четвертая удачная попытка: Тренк бежит из Глаца с Шеллем.

Весь узел интриги Тренк узнал только впоследствии. Всю ее вел тот же самый его командир, который так сердечно беседовал с ним о его семейных делах и давал советы насчет письма к Францу. Этот же командир озаботился поставить короля в известность о дружбе Тренка с принцессою Амалией, и он же, вероятно, сфабриковал ответ Франца Тренка и устроил его доставку в прусский лагерь таким образом, чтобы переписка получила огласку.

Как стало известно Тренку впоследствии, король, в сущности, не был окончательно разгневан на своего любимца и хотел продержать его в крепости не больше года, для острастки. Его держали в крепости вовсе не тесно; он жил в общей офицерской комнате, мог ходить внутри крепости, вообще пользоваться некоторою свободою. Но ему почему-то показалось, что король считает его за настоящего изменника; может быть, это ему было нарочно внушено друзьями-приятелями, подставлявшими ему ножку. Так или иначе, он скоро пришел в весьма решительное и мрачное настроение и написал королю довольно резкое письмо, в котором гордо требовал, чтобы его предали военному суду, коли считают его виновным в измене. Прошло пять месяцев со дня подачи этого письма; мир был заключен, место Тренка в гвардии занял другой. Тогда ему показалось, что о нем забыли, что его больше не хотят знать и что ему остается только одно — бежать.

Во время своего заточения Тренк, малый веселый, образованный и общительный, приобрел себе кучу друзей среди офицеров гарнизона, своих стражей. Кроме личных располагающих качеств, он, впрочем, привлекал к себе все сердца и еще кое-чем, более существенным; он был человек не бедный и в деньгах никогда не стеснялся; около него всегда широко пользовались всеми благами друзья-приятели. Когда он завел в дружеской компании разговоры о бегстве, у него тотчас нашлись помощники и даже участники; с ним задумали бежать двое других офицеров. План, быть может, и удался бы, но заговорщики задумали по пути освободить еще четвертого приятеля; это был какой-то жалкий офицерик, засаженный в крепость на десять лет. Они сообщили ему свои планы и приглашали бежать с собою. Он внимательнейшим образом выслушал их, выспросил все подробности плана бегства, а потом донес на них, надеясь этим предательством купить свое освобождение. Одному из трех заговорщиков удалось бежать, другого удалось до некоторой степени выгородить из дела путем подкупа на деньги Тренка. Самого же Тренка с тех пор подвергли более строгому заключению. Тренк потом встретил этого предателя в Варшаве и убил его на дуэли.

Во время содержания Тренка в крепости, еще до его заговора, его мать обращалась к королю Фридриху с просьбою о помиловании сына, и король подал ей надежду, что ее сын будет продержан в крепости не более года. Когда же Фридрих узнал о замышлявшемся бегстве, он разгневался и приказал держать Тренка строго, отложив его помилование на неопределенное время. Тренк ничего об этом не знал, он знал только, что к нему стали строже, и еще более укрепился в мысли непременно бежать во что бы то ни стало. С этих пор начались его многочисленные тюремные приключения, его вечные попытки к бегству, из которых только одна была удачной, все же остальные, стоившие ему всегда громадных усилий, преисполненные высоко драматических подробностей, судьба безжалостно проваливала. В общей сложности Тренк провел в прусских тюрьмах более 11 лет. Мы опишем его приключения, придерживаясь его записок.

Скоро после обнаружения первого покушения на бегство Тренка заточили в башню крепости, выходившую в сторону города Глаца. Его окошко возвышалось саженей на пять над землею. Он прежде всего порешил бежать, просто-напросто спустившись из этого окна. Надо было, значит, спустившись из крепости, пройти потом через весь город и притом заранее обеспечить за собою какое-нибудь надежное убежище. Друзей у него оставалось еще немало. Один из них, офицер крепостного гарнизона, подыскал в городе какого-то ремесленника, который согласился приютить беглеца у себя. Тогда Тренк приступил к работе. Надо было, конечно, прежде всего выпилить решетку окна. Тренк вооружился перочинным ножичком, который он зазубрил на манер пилы, и этим-то орудием, работая целые дни, он перепилил железные полосы решетки; скоро ножик совсем извелся, но ему добыли подпилок. Надо было работать с большою осторожностью, потому что часовой мог легко заметить работу. Но все шло благополучно; долго ли, коротко ли, решетка была вся перепилена. У него была с собою большая кожаная сумка. Он разрезал ее на ремни, скрепил их концами, и у него вышла длинная ременная веревка; он навязал к ней еще полос, нарезанных из простынь. Выбрав удобную минуту, он смело спустился по этой хрупкой лестнице на землю. Дело было ночью, шел дождь, стояла тьма и, по-видимому, все благоприятствовало беглецу. Он направился в город, но дорогою неожиданно попал в громадную яму, в которую стекали все городские нечистоты. Он как не местный житель ничего не знал об этой ужасной яме, не знал, что она лежит у него как раз на дороге. Он мгновенно увяз в отвратительной, густой и смрадной грязи. Он делал отчаянные усилия, чтобы выбраться из нее, но от каждого движения только хуже вязнул. Убедившись наконец, что без посторонней помощи неминуемо погибнет в этом море нечистот, он во весь голос завопил. Его вопли услыхал часовой у крепости. Тот подбежал, рассмотрел или узнал по голосу погибающего и немедленно дал знать коменданту крепости. К довершению несчастья, комендантом в то время был генерал Фуке (вероятно, француз), человек суровый, бурбон, проповедник слепого повиновения; у него когда-то была дуэль с отцом Тренка, который его ранил, вдобавок австрийский Тренк, командир пандуров, тоже чем-то досадил ему во время войны, так что в конце концов он не мог равнодушно слышать даже имени Тренк. Можно себе представить, как он обрадовался, когда ему доложили о бегстве Тренка, о постигшем его несчастье! Он тотчас распорядился прежде всего, чтобы Тренка оставили в этой гнусной яме до полудня, так, чтобы на него мог досыта налюбоваться весь гарнизон крепости. Когда же его наконец извлекли из этой гадости и заточили вновь в башню, ему нарочно целый день не давали воды, в которой ему предстояла крайняя надобность, чтобы обмыться. О положении Тренка в то время легко судить: он весь, буквально с ног до головы, был покрыт всякою мерзостью и был вынужден оставаться в таком виде целый день! Только к ночи ему прислали двух людей, которые помогли ему вычиститься.

С этого времени надзор за Тренком принял чрезвычайные размеры. Решено было, что называется, не спускать с него глаз. В это время у него еще оставались деньги, около двух тысяч рублей. Они ему скоро очень пригодились. Он ужасно радовался, что эти деньги не были у него отобраны.

Не далее как через неделю после несчастной попытки бегства Тренк уловил новый случай для новой отчаянной попытки. Началось с того, что к нему зашел майор Доо в сопровождении своего адъютанта, чтобы произвести осмотр его каземата; боялись все, что он опять начнет перепиливать окно или вести подкоп. После осмотра Доо разговорился с арестантом, начал читать ему наставления о том, что он отягчил свое преступление попытками бегства и что король очень на него разгневан. Тренк, не знавший за собою никакого преступления, был взбешен этим словом и наговорил майору дерзостей. Тот оказался, по счастью, человеком благоразумным, понял, что он сам раздразнил узника, и постарался его успокоить. Пока они беседовали так, Тренк все поглядывал на шпагу майора. Он был человек внезапных решений и порывов. Неожиданная мысль вдруг осенила его и овладела им. Он кинулся на майора, во мгновение ока выхватил у него шпагу и бросился вон из каземата. Часовой не успел опомниться, как был уже свален с ног и отброшен далеко в сторону богатырскою рукою Тренка. Но внизу услыхали шум солдаты. Все они бросились к лестнице и загородили Тренку дорогу; он уже, очевидно, не помня себя, начал махать шпагою с таким зверским отчаянием, что перед ним невольно расступились; четверо солдат были довольно серьезно ранены им.